Иоанна Хмелевская - Бега [Скачки]

Полиция была в моем распоряжении частным образом, в виде одного человека, жившего на одной лестничной клетке со мной и питавшего ко мне огромные чувства. Не исключено, что и взаимные. Мне всегда так невероятно везло…

— Я каждые четверть часа проверяю, пришла ты или нет, — возвестил он мне через пять минут после моего возвращения. — Заходи поболтать. Если, конечно, не хочешь прямо тут.

— Лучше у тебя. После таких развлечений человеку хочется отдохнуть, вот ты и чай заваришь, и стаканы вымоешь. Я приду через десять минут.

Когда я пришла, то оказалось, что у Януша гость: там сидел какой-то незнакомый тип. Я остановилась на пороге, и меня чуть ли не силой втянули внутрь.

— Иди сюда, мы оба хотели с тобой поговорить. Это мой приятель, коллега по профессии, в прошлом майор, а теперь это называется младший комиссар, Юзек Вольский.

— А взрослый комиссар? — вырвалось у меня. — Не младший?

— Это был бы полковник, — ответил Юзек Вольский. — Продвижение по служебной лестнице. Продвинуться очень хочется, и мне начинает казаться, что до некоторой степени это зависит от вас.

— То есть, в виде исключения, на этот раз я не вхожу в число подозреваемых? — уточнила я и уселась в самое удобное кресло Януша, с облегчением думая, что я тут вроде как гостья и ничего не должна делать.

— В виде исключения вы представляете собой неоценимую помощь общественности, — проинформировал меня майор Вольский одновременно и торжественно, и грустно. — Януш утверждает, что не стоит пытаться заморочить вам голову, поэтому я сразу скажу правду. Это как раз мне сунули дело об убийстве на бегах.

— А-а-а!.. — исчерпывающе прокомментировала я.

— Ну вот именно. О бегах я ровно столько же знаю, сколько о загробной жизни. Я вас просто умоляю…

— Только спокойно! — заранее предупредила я. — Начните сами задавать вопросы, потому что о бегах я могу разглагольствовать бесконечно. У меня сложилось смутное впечатление, что вас не интересуют подробности того, как проходил Великий Пардубицкий стшшьчез, наверное, вас не очень волнуют датские рысаки, и киевские наверняка тоже, и вас не касаются подробности скачки, которую Сакраменто прошёл один, без жокея. А вот что именно вас интересует, я не знаю. Я вас прошу самым обыкновенным образом меня на эту тему допросить и гарантирую вам, что это будет самый лёгкий допрос за всю вашу профессиональную жизнь. Подозреваемый, пардон, свидетель с энтузиазмом даст показания.

— Великолепно — обрадовался Юзек Вольский. — То, что бежит лошадь, а на ней сидит человек, я уже знаю. Я бы хотел услышать, как нужно ставить па них.

— Пригодилась бы программка…

— Сиди, я принесу, — сказал Януш — Любую, ты же знаешь, где они лежат. Могу начать немедленно. Вот, значит, проще пана.., совсем как в школе, там всегда любое предложение начинаешь с «вот, значит»…

На миг я сбилась с темы. В средней школе у меня была гениальная во всех отношениях учительница истории, которую я смогла оценить только по upoute-ствии многих лет, так она калёным железом выжигала всякие «вот, значит». Она задавала вопрос, жертва вставала и произносила:

— Вот, значит…

Учительница сразу её перебивала:

— Предложение не начинают с «вот, значит». Начни по-другому.

Жертва долго думала и говорила.

— Вот, значит…

— Нет, — безжалостно обрывала учительница. — Без «вот, значит».

После очередной длинной паузы раздавалось:

— Значит, вот.'..

— Послушай, деточка, — говорила учительница с каменным терпением. — Скажи себе это «вот, значит» мысленно, а со мной начинай разговаривать со следующего слова.

— Ну вот, значит…

А все-таки учительница хоть чему-то нас научила. Она, правда, довела все классы до нервного расстройства, но, по крайней мере, от половины учащихся сумела добиться правильного употребления родного языка. Знание истории ей также удалось навеки вколотить в растрёпанные девчоночьи мозги.

Воспоминание отвлекло меня секунды на три. Я совладала с сантиментами и вздохнула.

— Ставки делаются в кассе…

— Об этом я догадался…

— Очень хорошо. Ставки бывают следующие, начиная с самых простых: одинарные, или «верх», это означает, что вы ставите на одну лошадь, и эта лошадь должна прийти первой. Иначе вы проиграете. Потом можно ставить последовательность, то есть две первые лошади на финише, независимо, кто из них придёт первым, а кто вторым, например, вы ставите два-шесть, и не имеет значения, придёт ли два-шесть или шесть-два, если, конечно, бежит больше лошадей, чем пять. Платят и в том случае, и в другом. Но если бежит пять лошадей или меньше, то платят только в одном случае. То есть вы должны угадать, кто придёт первым, кто вторым. Если вы поставили наоборот, то проиграете. Это у нас так. В других странах все считается только в одну сторону, даже если вдут двадцать четыре лошади, вы все равно должны угадать именно один-восемнадцать, а восемнадцать-один — это уже проигрыш и кукиш с маслом…

Юзек Вольский робко, вежливо и с оттенком отчаяния в голосе перебил меня:

— Если вы пока могли бы ограничиться в рассказе только тем, что можно у нас… А про другие страны я потом послушаю…

— О Большом Пардубицком и о Сакраменто ты ему тоже потом расскажешь, — вставил вернувшийся с программкой Януш, который был в курсе моих приключений на бегах. — Сперва технические детали.

— Ты можешь меня, если что, тормозить, — милостиво позволила я. — Я и сама буду стараться, но что меня не занесёт — не ручаюсь. Это — страсть.

— Понятно, — сказал Юзек. — Мы остановились на последовательности, в обе стороны или в одну. Принципиальный критерий — это количество лошадей, если бежит меньше пяти, то платят только за правильно угаданную последовательность первого и второго на финише. Правильно?

— Очень хорошо, — похвалила я. — Вы себе не представляете, какое удовольствие иметь дело не с беговым кретином. А есть и такие. Одинар, то бишь «верх» и последовательность мы прошли, теперь на очереди триплет. Как указывает само название, речь идёт о трех заездах подряд, нужно угадать победителя в каждом заезде. Например…

— Нет, лучше я сам приведу пример, тогда ясно станет, правильно ли я понял. Например, в первом заезде выигрывает лошадь номер два, во втором — лошадь номер один, в третьем лошадь номер пять. И тогда триплет будет два-один-пять. Правильно?

— Первоклассно. Триплет двести пятнадцать. Сейчас, минуточку… Двести пятнадцать? А что, идея, завтра так и поставлю…

Выражение лица майора Юзека Вольского явно указывало на то, что он усомнился, можно ли со мной разговаривать.

Януш счёл нужным вмешаться.

— Не обращай внимания на эти отступления. Она когда-то ставила на номер жетона сберкассы, знаешь, такой жетон, который даёт контролёр, чтобы ты получил деньги в кассе. Один тип ставит на номер своей старой машины, а одна баба — на номер квартиры. Номера автобусов тоже в ходу. Это специфика помешательства.

Юзя Вольский несколько успокоился. Я вернулась к теме.

— Теперь у нас остаётся квинта.

— Давайте квинту.

— Отлично, я её тоже люблю. Это обыкновенный vifaif по-датски, vcinq по-французски, этакий расширенный триплет, а у нас называется квинтой, потому что мы издревле обожаем латынь. Надо угадать первых лошадей в пяти заездах. У нас С первого по пятый…

— Минутку. А триплет с которого?

— Триплет — с любого. Первый-второй-третий. Или второй-третий-четвёртый. Четвёртый-пятый-шестой. И так далее. А квинта только от первого по пятый, что является безграничным кретинизмом, ведь во всем мире вифайф — от второго по шестой.

— Почему?

— Что почему?

— Почему «кретинизм»?

— Потому что люди не успевают. Ясное дело, что надо успеть поставить перед первым заездом, за двенадцать минут до заезда закрывают кассы. Кто придёт позже, может повесить свои билеты на гвоздик в сортире. Содом и Гоморра, потому что одновременно ставят и два первых триплета. У них точно такие же ограничения. Если бы начинали со второго заезда, то успели бы все, для ипподрома чистая прибыль, а так — чистый убыток. Не знаю, какой кретин выдумал, что должно быть с первого заезда, и у меня в глазах темнеет при мысли о том, что это какой-то нездешней силы дебил или враг бегов, общества и государства! Я разговаривала на эти темы с директором, он признал, что я права, сказал, что попробует что-нибудь сделать, но ему ничего не удалось… Так что же за скотина это выдумала, какая сволочь, у козьего орешка и то в голове мозгов больше!

— Вы и вправду считаете, что у козьего орешка где-нибудь есть голова? — так живо поинтересовался Юзя Вольский, что я сразу опомнилась.

— Не знаю. Наверное, есть: такая же, как у того олуха царя небесного, что решил насчёт квинты! Не случайно же во всем мире её начинают со второго заезда, так его распротак, неужели мы не можем учиться на чужих ошибках, а должны их совершать сами?! Впрочем, о политике я из принципа не разговариваю…